Домой   Назад   Оглавление   Вперед   Обложка

Глава 4.
Этноэкологическая адаптация. Краеведческий подход.

13. Национальный стереотип поведения
как механизм адаптации человека к среде.


Механизмы формирования национального стереотипа поведения изучаются несколько столетий. Принимая те или иные концепции сущности человека, опираясь на достижения тех или иных областей знания, человечество пытается выработать систему рекомендаций, позволяющих контролировать эти механизмы, с тем чтобы снизить потенциальную опасность для своего существования. Но локальные военные конфликты, терроризм, массовый суицид последователей тоталитарных сект, серийные убийцы и т.п. свидетельствуют, что в антропосфере, в теле человечества, на сегодняшний день не все поддается контролю. Можно предположить, что управление человеческим поведением ограничивает естественная мозаичность человечества, которое не монолитно и не может выступать единством во всех случаях жизни, то есть, и сфера человеческого разума - ноосфера, и сфера человеческого материала - антропосфера, имеют свои пределы, несмотря на процессы глобализации экономики и информации. Значит человечество - это этносфера [32. С. 326], и сосуществование этносов, самосохранение самобытности их, при условии экономического и культурного паритета, и есть залог благополучия всего человечества. Несомненным этническим своеобразием обладает и Российская Федерация как социально-политическое, экономическое и культурное единство. А корни этого своеобразия, как представляется, необходимо искать в совершенно своеобразной природе и истории нашей страны, то есть в географии России.

Действительно, недавнее широкое празднование 850-летия Москвы, повсеместный интерес к знаниям краеведческого характера, крайне сложная, противоречивая ситуация в экономике страны, неоднозначные явления в социальной сфере, в том числе и в образовании, заставляют особым образом взглянуть на комплекс фактов, событий, географических предпосылок, мировоззренческих и культурных движений в жизни русского государства минувших столетий. Междуречье Оки и Волги, вся Восточно-Европейская равнина испокон века была ареной сложнейших взаимодействий элементов биогеоценоза. Именно здесь в последние несколько сот лет сформировалась Русь, сначала Московская, а с конца XV века — Россия, то самое государство, та страна, ныне Российская Федерация, частью которой являемся и мы. Ядром, центрирующим фактором, объединяющим во времени столь обширную территорию, безусловно, является ее населяющий народ, российский суперэтнос [28], который с начала XIII века в результате пассионарного толчка заложил основу нового витка своего единства и не растерял его доныне.

Опираясь на заложенные Александром Невским "традиции союза с народами Азии, основанные на национальной и религиозной терпимости" [31. С. 147], смыкаясь благодаря этому с ее многочисленными народами, усилиями своих первопроходцев Россия шаг за шагом осваивала необъятное пространство Евразии, последовательно проживала фазы этногенеза [29], закономерно, но исключительно тяжело разрывалась, то платя дань могучему Востоку, то громя на ледовых побоищах алчный Запад, а то неосмотрительным расколом, между самобытностью и подражательностью выжигала в потаенных скитах лучшие свои силы. Едва преодолев феодальные отношения, включилась в технологические и экономические преобразования капиталистических отношений, чтобы снова начать противостояние наиболее деятельных, талантливых своих граждан, принимающих или отвергающих подкинутую все тем же Западом экономическую доктрину социализма. Но отправная точка истории нашей страны, в которой наиболее отчетливо выражено мироощущение русского человека, преемственность которой и ставится ныне во главу угла политиками, экономистами, деятелями культуры, в том числе и педагогами, на наш взгляд, просматривается в XVI веке. Век правления Ивана III и Ивана IV (Грозного), Федора Иоановича и Бориса Годунова, век собирания российских земель, век, когда закладывалось единство российских народов, век, позволяющий, в определенном смысле, соотнести природные закономерности жизни девятимиллионного населения той эпохи с событиями в жизни 148 миллионов "россиян" конца нашего века.

Зримым воплощением богатого на события XVI века стал памятник средневековой русской литературы "Домострой", который значителен и для нашей богатой событиями эпохи, прежде всего, как сконцентрированное выражение мироощущений своего времени. Предположительно, "Домострой" в настоящем своем виде, был составлен близким сотрудником молодого Ивана IV, протопопом Благовещенского собора в Кремле Сильвестром. Нарочито прикладной характер поучений, наказов, советов "Домостроя" избавлен от казуистических оборотов церемониального, субтильного толка, характер изложения нарочито прост, даже в исправлении религиозных обрядов и молитв автор находит естественный и практический смысл, где жизнь рассматривается как поток, исход которой в Царство Божие определенно смыкается с настоящим бытом, человеческими взаимоотношениями в семье и обществе. Учительский, "дидактически-назидательный" тон поучений "Домостроя", без сомнения, интересен и с точки зрения современной педагогической мысли. Заметим при этом, что "основным инструментом действий и решений остается личная совесть (хозяина)" [38. С. 352]. По-видимому, это и размежевывает не утраченное с тех времен, а потому характерное для русского человека и ныне, мироощущение нравственного самоусовершенствования и, нередко противостоящее ему в последние годы, западное мироощущение бытового протестантского рационализма.

Публицистический запал обличений в XIX веке в затхлости и реакционности "Домостроя" не только как явления литературы, но и как воплощения духовного состояния России, еще раз напоминает о двойственности происхождения русской культурной традиции на стыке восточного (византийского) и западного (католического) христианства. Дело в том, что время создания "Домостроя" пришлось на так называемую акматическую [30] фазу (XVI - XVIII вв.) этногенеза российского суперэтноса. Это был период, когда, с учетом природных особенностей, климатических феноменов и этнической истории, сложилась наиболее яркая своими событиями (у историков "смутная") эпоха, которая базировалось, прежде всего, на императиве высочайшей самореализации. Тогда как критики "домостроевщины" после издания в 1841 году так называемых Кокшинских списков "Домостроя" уже готовили перемены "любой ценой", природной целью которых являлось снижение пассионарности путем революций, гражданских войн и социальных преобразований по строительству "справедливого и свободного" общества, то есть Россия в XIX в. вступала в фазу "надлома" с императивом раскола общества [32. С. 491], о чем уже излагалось выше, когда сначала декабристы, затем народовольцы, а в нашем столетии большевики и диссиденты гасили пассионарность, размывая этническую самобытность России.

Впрочем, разрыв русского общества на партию изоляционистов и партию сближения с западом, вслед за расколом, последовавшим за реформами патриарха Никона в царствование Алексея Михайловича, фактически состоялся еще при Петре 1, который, в реформаторском угаре, всю свою жизнь, словно сапожным ножом по плачущей иконе [31], силился прервать культурно-адаптационную традицию древней Руси. Преодолеть, однако, традиционную близость к земле, к своему ландшафту, формирующему неискаженное мироощущение в людях, в России не удавалось вплоть до XX века. И лишь активная индустриализация, рост числа городов, новейшие технологии производства сельхозпродукции, развитие современной инфраструктуры производства и потребления, сращивание средств массовой информации в единую сеть ставит перед Российской Федерацией проблему разрыва в мироощущении человека со своим ландшафтом, то есть проблему снижения адаптационных возможностей населения в географическом пространстве страны.

Смысл обучения - просвещение, взросление через освоение опыта предков, опыта выживания и освоения своего ландшафта, при взаимодействии с опытом соседей, их эстетическими и этическими воззрениями, переживаниями. И "Домострой" в этой связи представляется наиболее отчетливо сформулированным сводом отношений пассионарного этноса к своему ландшафту, единство с которым было естественным в представлении русского человека XVI столетия, когда человек выступает как элемент естественного ландшафта, биогеоценоза, и его поведение определяется не только индивидуально-видовыми, психофизиологическими [33. С. 301], но и групповыми этническими [127. С. 135, 142], где этнос [29. С. 17] понимается как сложная система, развивающаяся во времени, имеющая начало и конец и, подобно природной зоне, территориальную локализацию. К тому же есть предположение, что каждый народ формирует некое этническое поле [29. С. 352] биофизических колебаний определенной частоты [32], позволяющее сформироваться системным связям внутри этноса через ощущение отличия "своего" от "чужого", тем самым поддерживая единство, а значит и устойчивость этноса. Достигается это не сознательным отношением, как в обществе, а, подобно природному феномену, в естественно сложившихся общностях. Участие ландшафта в этом процессе, вообще в жизни человека, имеет значение, прежде всего, как арена взаимодействия с окружающим миром, что называется "давление места" [99. С. 2]. При этом естественнонаучный смысл изложенного не отменяет достижений культуры и социального прогресса в истории человека. Поэтому, по-видимому, "культура", понятая как "природа", и есть основная мысль "Домостроя" [38. С. 354].

Напрашивается вывод, что утрата мироощущения, совместимого с вмещающим ландшафтом, разрушает адаптационные возможности человека, а значит, адаптационный потенциал просвещения и воспитания, то есть ставит под угрозу существование этноса на определенной территории. В современной России, как представляется, именно игнорирование географических закономерностей организации общества, через привнесение извне стереотипов поведения иных ландшафтов и цивилизаций, лежит в основе экономических и социальных проблем последних десятилетий. Отсюда закономерная попытка опереться на исторический опыт своего этноса той фазы этногенеза, в которой предельно сконцентрирована опора на свой ландшафт, когда без учета географических адаптационных закономерностей жизнь не мыслилась, а уровень технологий не позволял чужим стереотипам поведения достаточно долго сохраняться в пассионарном этническом поле народа. Изучение адаптационного краеведческого опыта средневековой Руси для современного просвещения России есть опора на свой опыт, то есть опыт своего народа, своего ландшафта и климата, своего государства. Исследование краеведческого подхода в воспитании и образовании требует анализа реальной адаптационной ретроспективы, поддерживающей и реализующей связь, поколений, связь выходящую, во всяком случае, за пределы последних двух столетий [33] Только в этом случае краеведение и краеведческий подход в общем и дополнительном образовании, обучении и воспитании могут быть использованы достаточно корректно и продуктивно, что и является целью настоящей работы.

_________________

[28] Антропоцентрический вариант экологического анализа биогеосистем, признает важнейшими связи возникающие между средой и ядром при адаптации.

[29] Процесс от момента возникновения до исчезновения этнической системы. (Ермолаев. В. Ю. Толковый словарь понятий и терминов используемых автором. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. - М.: 1990.)

[30] Фаза "перегрева" в этногенезе, характеризующаяся не только определенным императивом поведения в этносе, но и предельным увеличением числа таксонов низшего ранга - субэтносов в этнической системе. (Тавадов. Г.Т. Этнология. Словарь-справочник. М. 1998. С. 523.)

[31] Реальный, как известно, факт в деятельности Петра Алексеевича Романова.

[32] Достоверных исследований биофизических колебаний у человека нет, но ощущение "своего" и "чужого" известно каждому.

[33] Фаза надлома - сопровождается расколом этнического поля, острыми конфликтами внутри этнической системы. (Тавадов. Г.Т. Этнология. Словарь-справочник. М. 1998. С. 525.)

 

Домой   Назад   Оглавление   Вперед   Обложка

Hosted by uCoz